И. Б. СТОМАХИН
С каждым годом, по мере возрастания экономической мощи государства, все более насущным становилось решение экономических проблем Дальнего Востока и его окраин, в том числе Камчатки.
На Камчатке Советская власть победила лишь в декабре 1922 года — после окончательного разгрома белых банд Бочкарева, тесно связанных с американо-английским и японским капиталом. Эта далекая, заброшенная в царское время окраина России из года в год разорялась иностранными хищниками, а безграмотное население, не имея благоустроенного жилья, школ и больниц, влачило самое жалкое существование.
Предстояло преобразовать Камчатку в экономически и культурно развитый край. Эту работу, протекавшую в исключительно трудных условиях (удаленность от промышленного центра страны, отсутствие кадров советских рабочих и специалистов), начал осуществлять Я. Б. Гамарник, который последовательно занимал должности председателя Дальревкома, председателя крайисполкома, секретаря крайкома ВКП(б). За пятилетний срок пребывания на этих руководящих постах он сумел сделать немало полезного.
Центральный Комитет партии и Совнарком, рассматривая вопросы скорейшего экономического развития Камчатки, заселения ее советскими людьми и создания для них нормального быта, приняли тогда, в изъятие из общих правил, важное решение. Мне, как народному комиссару внутренней и внешней торговли, было поручено организовать Акционерное Камчатское общество (АКО), обладающее монопольными правами эксплуатации природных богатств, промышленного строительства, заселения этого полуострова, а также возведения и эксплуатации жилищ, школ и больниц. АКО имело большую самостоятельность, чем обычные наши предприятия.
Ян Борисович не только правильно оценил значение самой этой идеи, но сразу же практически, всем своим авторитетом способствовал ее воплощению.
Созданное в 1927 году АКО просуществовало более 10 лет. В него входили советские хозяйственные организации, связанные с отдельными отраслями в этом районе.
Прежде всего мы взялись за рыболовное хозяйство. К моменту создания АКО 90 процентов морских участков и смежных производств находилось на правах концессий в руках японцев. Им же принадлежало 19 рыбоконсервных заводов. В общем балансе рабочей силы Камчатки число советских рабочих составляло 9 — 10 процентов. Товары для снабжения населения поступали из Японии и [95] Америки беспошлинно. Советских товаров в продаже почти не было, они туда не завозились. С образованием АКО началась организация нашей торговой сети и массовый завоз товаров советского производства. Причем эта торговля освобождалась от налога с оборота, с тем чтобы она могла выдержать конкуренцию с японскими и американскими товарами. Благодаря хорошему стимулу советские товары вскоре стали пользоваться на Камчатке самым широким спросом.
Не прошло и пяти лет, как в камчатских водах стали промышлять многочисленные советские суда, побережье покрылось сетью рыбообрабатывающих заводов, быстро создавались предприятия, обслуживающие рыболовство, — судоверфь, судоремонтные мастерские, холодильники, портовое хозяйство, жестянобаночный завод для снабжения новых консервных заводов тарой. Уже в 1931 году число советских тружеников в общем балансе рабочей силы на Камчатке составляло свыше 90 процентов.
На Дальнем Востоке зародился и китобойный промысел. Для него в 1931 году в Ленинграде Акционерным Камчатским обществом было переоборудовано обычное транспортное судно, которому придавались купленные за рубежом суда-китобойцы. Первой китобойной базе дали имя «Алеут» — по названию одной из коренных национальностей Командорских островов.
АКО развернуло на Камчатке лесоразработки, которые обеспечивали древесиной местное строительство и заводы, производившие тару, организовало угледобычу, что избавило от дорогостоящего завоза угля из Приморья. Своими средствами АКО производило и разведку нефтяных месторождений, хотя эти работы в то время положительных результатов не дали.
В дореволюционной России существовало мнение, что на Камчатке пет условий для развития сельского хозяйства. Это было опровергнуто в первые же годы деятельности АКО. На Камчатке создали совхозы, колхозы, на базе которых возникли животноводческие фермы, расширялось оленеводство, был организован откорм свиней, началось выращивание овощей и картофеля.
Сегодняшний Дальний Восток с его разведанными и освоенными ресурсами, с высоким индустриальным уровнем развития подтверждает, насколько был прав Я. Б. Гамарник, выдвигавший в 20-е годы неотложные вопросы [96] освоения и развития природных богатств Дальневосточного края.
Придавая особое значение подъему Дальнего Востока, ЦК партии образовал в 1930 году специальную Комиссию по вопросам развития экономики края и укрепления его обороноспособности. Во главе Комиссии был поставлен Гамарник (в то время уже начальник Политуправления РККА), как знаток Дальнего Востока. При первом же выезде на Восток ему, в частности, поручили на месте принять меры по ликвидации прорыва с выполнением плана поставки товаров на экспорт.
К 30-м годам общий объем советского экспорта достиг дореволюционного уровня. Дальний Восток стал играть в экспорте товаров все большую роль, в частности таких, как лес, пушнина, крабовые и рыбные консервы. В течение года он должен был поставить экспортных товаров на сумму свыше 80 миллионов рублей. I Ян Борисович настойчиво выполнял поручение партии. Он побывал на многих предприятиях, беседовал с рабочими и руководителями, выступал на партактивах, на краевой партийной конференции. В нем удачно сочетались пламенный агитатор и деловой советчик, а твердость в осуществлении намеченной цели соседствовала с искренней заботой о людях. Своими действиями, указаниями, требованиями он обеспечил массовый энтузиазм тружеников и четкий производственный ритм. В итоге план по « экспорту дальневосточных товаров, находившийся под угрозой срыва, был выполнен. В Москве остались довольны работой, проделанной Гамарником. Особенно был доволен я, поскольку это была прямая помощь Наркомату торговли.
Я. Б. Гамарник всегда был в первых рядах активных борцов за ленинскую линию партии. Он выступал против оппортунистов, буржуазных националистов, соглашателей и маловеров. В этой связи мне особенно запомнилось его выступление в конце 1929 года на Пленуме ЦК. Пленум обсуждал вопрос о контрольных цифрах Народ-5, нехозяйственного плана на очередной год. Отмечалось, что партия одержала значительные успехи в промышленном строительстве. Был успешно выполнен план хлебозаготовок, обеспечено не только текущее снабжение населения, но и образованы государственные резервы хлеба, что являлось одной из самых трудных проблем того времени. [97] Движение за коллективизацию сельского хозяйства развивалось бурными темпами.
На Пленуме Гамарник говорил не столько об экономике — этих вопросов он коснулся частично лишь в конце выступления, — сколько о политическом значении итогов истекшего года, которые доказывали всю правоту ленинской партии, наглядно раскрывали несостоятельность линии правой оппозиции.
Выступление Яна Борисовича оставило яркое впечатление. Оно было острым и принципиальным, отвечало духу времени, а это был 1929 год — год острой классовой борьбы, когда партия и вся страна решали историческую задачу — ликвидацию кулачества как класса на базе сплошной коллективизации.
На этом Пленуме Гамарник был введен в состав Оргбюро ЦК.
14 апреля 1967 г.
В. М. ВЕРХОВЫХ
С ЛЮБОВЬЮ К ДАЛЬНЕМУ ВОСТОКУ
С Яном Борисовичем Гамарником я встречался еще в 1916 — 1917 годах на Украине. Но те встречи были мимолетными, и, о чем шли тогда разговоры, за давностью лет не вспомнить. А вот на Дальнем Востоке в 20-е годы мы не только вместе работали, но некоторое время жили в одном флигеле, на одном этаже. Я узнал его и как партийного деятеля, и как человека. Жил он просто, скромнее, чем иные, не столь ответственные, работники. Трудился много, вникал во все общественные дела.
Хотелось бы отметить его искреннюю влюбленность в Дальневосточный край. Природа здесь и в самом деле дивная. Но я так думаю, что не только и не столько экзотика края пленила Яна Борисовича. Заговорило в сердце высокое чувство большевика, который послан партией не экскурсантом-созерцателем, а организатором и строителем новой жизни. И чувство это сразу же подсказало, как нужно действовать, чтобы обширный край, бывший прежде заброшенной окраиной России, превратился в передовой, развитый экономический район Советской страны.
Бывало, улучив свободный часок, шли мы на крутой берег Амура. Ян Борисович смотрел на быстрый бег реки, смотрел как-то особенно, по-своему, и раздумывал вслух:
— Какая сила, какая стихия в дальневосточных реках! Если река течет спокойно, в душе не испытываешь тревоги... Но когда Амур, Сунгари, Шилка выходят из берегов, они приносят страшные бедствия, прежде всего сельскому хозяйству... А будет время, — Ян Борисович широко улыбнулся, взмахнул правой рукой, — построим здесь мощные электростанции, обуздаем водную стихию, заставим ее служить человеку...
И верно, накрепко завладела им мысль-мечта о преобразовании края. И те без малого пять лет, что работал он здесь в советских и партийных органах, целиком отдавая себя заветной цели, и последующие годы Ян Борисович [100] оставался неугомонным, деятельным патриотом Дальнего Востока.
Вначале, с июня 1923 года, Я. Б. Гамарник был во Владивостоке председателем Приморского губисполкома. Когда у нас заходил разговор об этом городе, Ян Борисович озабоченно хмурился. Его очень волновало, что крупный порт, наш восточный форпост, оказался в столь сложном положении. Только-только избавившийся от японских оккупантов и белогвардейщины, он тогда еще кишмя кишел всякого рода подозрительными лицами: среди них были и иностранные агенты, и фальшивомонетчики, и просто жулики. В глухих закоулках притаились опиокурильни и притоны. Шла частная торговля, выделялись такие фирмы, как «Купст и Альберте», «Братья Чурины», имевшие свои филиалы по всему краю. Ходили деньги любого государства, до царских включительно, существовало множество меняльных контор. Все это вызывало негодование, особенно на фоне разрушенных предприятий и вынужденной безработицы мастеровых людей.
Конечно, революционный порядок в основном был наведен, созидательная работа уже развернулась. К этому много усилий приложил и председатель губисполкома. Сучанскне копи все больше угля выдавали на-гора. Железнодорожные мастерские вошли в трудовой ритм. Городское коммунальное хозяйство налаживалось. Открывались государственные магазины, понемногу вытесняя частников. Но разве за один год сделаешь все, что нужно бы!
И по-прежнему беспокоился Ян Гамарник за Владивосток и Приморскую губернию, хотя теперь он стал председателем Дальревкома, а в край, помимо Приморья, входили и Хабаровск с окружающим районом, и Забайкалье, и Камчатка с Чукоткой.
Мысленно прослеживая те далекие годы, хочу выделить какую-нибудь проблему, которой Ян Борисович уделял основное внимание, — и не могу. Получается, что все вопросы, связанные с развитием Дальнего Востока, были у него на виду и для каждого он находил душевную энергию и время.
Возьмем сельское хозяйство. Что эту отрасль нужно развивать, причем усиленными темпами, попятно без доказательств: хлеб — всему голова. А как эта задача выглядит в дальневосточных условиях? Гамарник не давал покоя специалистам, требовал детальных сведений о почвах, [101] климате, традиционных культурах того или иного района, сам во время многочисленных поездок изучал постановку дела на месте. И рождалось коллективное мнение, затем и рекомендации, где что выгоднее развивать. Вот Забайкалье...
— Не можем мы требовать, — говорил он, — чтобы там занимались товарным производством пшеницы и ржи, если земля для этого не подходит. Пусть Забайкалье обеспечит зерном свое население, а основной отраслью будет животноводство, снабжающее мясом весь Дальний Восток. А нашей надежной житницей станет приамурская земля, где хорошо вызревает и пшеница, и просо с гречихой.
Такая установка, основанная на давнем опыте и новых изысканиях, сыграла положительную роль в решении сельскохозяйственных проблем.
Но особенно заинтересовал его рис. Вникая сам во все тонкости дела, Гамарник и нас, краевых работников, увлек этой задачей.
— Подумайте, — говорил он на собрании партийного актива, — риса можно снимать с гектара четыреста и больше пудов! Ценнейшая культура!
Наиболее подходящими для рисосеяния районами он считал Приморье и Хабаровский округ. Благодаря хлопотам Гамарника был создан трест «Дальрис», который, развернувшись, начал снабжать не только свой край, но и центральные районы страны.
С такой же настойчивостью пропагандировалось и внедрялось огородничество, призванное дать населению больше овощей и картофеля.
А лес! С нашей стороны было бы преступным, как утверждал Ян Борисович, не развивать самыми быстрыми темпами лесную промышленность, не использовать богатств тайги. По его инициативе началась планомерная разработка лесов, был создан ряд лесопильных заводов. Уже в 1926 — 1927 годах Дальний Восток экспортировал до 200 тысяч кубометров древесины и в несколько раз больше давал ее для внутренних нужд Советского Союза.
Постоянной его заботой был рыбный промысел. С горечью говорил он:
— Японцы, вылавливая в наших водах рыбу и крабов, наживают миллионные прибыли, а мы при сем присутствуем. Надо же действовать!
Я и Борисович выдвинул этот вопрос перед Дальневосточной парторганизацией, перед хозяйственными и кооперативными органами края, использовал трибуну XV Всесоюзной партийной конференции. И эта энергия увенчалась успехом. Был организован Рыбтрест, к рыбодобыче привлечена кооперативная сеть Центросоюза. Пошла дальневосточная рыба на всесоюзный стол.
В немалой степени Гамарнику обязана возрождением золотодобыча. Словно упрекая самого себя и нас, своих помощников, он указывал: «В царское время добыча золота исчислялась тысячами пудов, а мы почему-то удовлетворяемся несколькими десятками. Куда это годится, если всем ясно, как нужны средства социалистическому государству!» И тут Ян Борисович проявлял неутомимость, добиваясь создания государственных предприятий, обеспечивая их механизмами, организуя борьбу против расхищения народного добра частным золотоискательством. При активном содействии крайкома партии и лично Я. Б. Гамарника был создан специальный трест «Дальзолото», работе которого уделялось очень большое внимание.
Все эти и другие хозяйственные проблемы решать приходилось не поочередно, одна за другой, а, по существу, одновременно, сразу. И можно только удивляться тому, как умел наш руководитель все держать в голове, ко всему подходить деловито и реалистично. Хочу подчеркнуть, что работа велась в спокойной обстановке, без шумихи и трескучих фраз. Гамарник умел вдохновить людей, организовать дело так, что каждый участник понимал свою задачу и стремился во что бы то ни стало выполнить ее в срок и добросовестно.
Правильный, большевистский подход к кадрам, забота о людях были у него в крови. Он ценил опыт присылаемых из центра работников, но никогда не противопоставлял их местным, стараясь, чтобы и из среды коренных дальневосточников выдвигались руководители и специалисты. Большое беспокойство вызвал у него тот факт, что люди, переселившиеся сюда, казалось бы, на постоянное жительство, через какой-то непродолжительный срок уезжали обратно. Тщательное изучение этого вопроса показало, что существовавшие тогда условия переселенчества, мягко говоря, мало кого устраивали. Гамарник внес предложение и добился организации специального переселенческого [103] комитета, который продумал и осуществил меры поддержки приезжих. Этот комитет и соответствующие комиссии в округах стали заранее готовить землю, выделять кредиты, оказывать всяческую помощь людям в устройстве на новом месте. И массовый отъезд переселенцев прекратился, они становились постоянными, коренными жителями Дальнего Востока. А надо ли говорить, как важен был каждый работящий человек!
Наконец, коснусь такой черты характера Яна Борисовича, как его неприязнь к любому виду фальши.
Припоминаю случай во время выборов в местные Советы. Приезжает в Хабаровск секретарь одного окружкома и восторженно докладывает, что выборы в округе прошли чрезвычайно хорошо, в состав сельсоветов избрано 80 — 90 процентов бедняков, остальные рабочие. Значит, местная власть фактически в руках бедноты и рабочих.
Гамарник, слушая «трели соловья», усомнился: «А где же у вас середняк, вы его вымели?» Смущенный секретарь вышел в соседнюю комнату подумать, и, когда более объективно рассмотрел свои сводки, оказалось, что в Советы избрано 42 процента середняков. Но это, разумеется, никого не смущало. Середняк — наш союзник. Настораживало другое: в некоторые Советы оказались выбраны кулаки.
Стало очевидным: товарищ хотел подогнать цифры под директиву об усилении рабочей и бедняцкой прослойки в Советах. И он, возможно, успокоился бы, представив радужные цифры, в то время как следовало продолжить выполнение требования директивы.
Этот пример Ян Борисович привел на пленуме крайкома партии при обсуждении итогов выборов в Советы. И оп стал поучительным уроком не только для данного секретаря, но и для всей партийной организации Дальневосточного края.
А. Т. ЯКИМОВ
ДРУГ НАРОДНОСТЕЙ СЕВЕРА
Вспоминая теперь, спустя полвека, свою жизнь на Дальнем Востоке в 20-е годы, происходившие тогда события, вижу в череде их колоритную фигуру Яна Борисовича Гамарника. Со многими людьми приходилось встречаться, каждый оставил в памяти какой-либо след, а он — особенно, потому что был в центре борьбы за преобразование огромного края.
Не берусь освещать всю деятельность Гамарника, расскажу лишь о том, как он, выполняя ленинский завет, укреплял дружбу людей различных национальностей, оказывал помощь народностям Крайнего Севера.
Кромка континента... Холод да ветер, снега да туманы. Природа здесь, что и говорить, суровая. Но места эти родные для чукчей, алеутов, коряков, орочонов, эвенов... И не их вина, что районы, где они живут, оказались отсталыми. Тому причина — порочная система царского самодержавия. Советская власть, провозгласив равенство всех трудящихся независимо от их национальной принадлежности, не оставила так называемые малые народы Севера{16} без своей материнской заботы.
Ян Гамарник последовательно проводил ленинскую национальную политику. Он был зачинателем той большой работы партийных организаций Дальневосточного края, которая помогла местному населению подняться из вековой темноты к социалистической жизни. Занимая пост руководителя Дальревкома (позднее крайисполкома), он в то же время был председателем Комитета содействия народностям Севера, И все, что касалось тех далеких окраин, Ян Борисович воспринимал как дело особой важности, [105] отдавался ему со всей большевистской страстностью.
Осенью 1924 года группа коммунистов, в составе которой был и я, направлялась для работы на Камчатке. Перед нашим отъездом состоялась беседа с Гамарником. Именно беседа, а не инструктаж. В разговоре, не скованном служебной гранью, затрагивались самые разнообразные вопросы, вплоть до теплой одежды и обуви. Кто-то из нас, отъезжающих, заговорив о дохе и валенках, в шутку сказал:
— А то еще замерзнешь где-нибудь в безлюдной тундре, и похоронить некому.
Ян Борисович рассмеялся, а потом сказал, что он обещает нам тепло людских сердец, которое согреет и в трескучий мороз.
— В самом деле, — развивал он свою мысль, — северные народности отличает удивительная душевная теплота. Вот уж кому немудрено было бы и очерстветь — нещадно обирали их и царские чиновники, и хитрые купцы. А северяне сохранили мягкость характера и радушие.
Гамарник, чувствовалось, хорошо знал историю народностей, условия их жизни. Искренне интересуясь их судьбами, он помогал нам стать такими же, как сам, энтузиастами Крайнего Севера.
— Конечно, — продолжал он, — трудностей встретится немало. Даже простой контакт с местными жителями поначалу будет нелегким, так как объясниться по-русски многие из них не умеют, а про грамоту и говорить нечего. Но барьер нужно преодолеть.
Гамарник посоветовал опираться на актив, особенно на молодежь.
— Выявляйте людей любознательных, жаждущих света, — говорил он. — Отыскивайте и вовлекайте в общественную работу бывших партизан, а также тех, кто им помогал. Хорошим подспорьем для вас явится решение Дальревкома, увеличивающее ассигнования на просвещение и культурную работу в северных районах. А вы позаботьтесь, чтобы эти средства с большей пользой пошли на строительство школ и красных яранг.
С таким вот добрым напутствием вожака дальневосточных коммунистов наша группа и отправилась на Камчатку. Посланцы партии выехали и в другие районы Крайнего Севера.
От стойбища к стойбищу переезжали мы на оленях, на собаках, завязывали дружеские связи с населением, помогали волостным, сельским и стойбищным ревкомам. Почти в каждом кочевье отыскивались люди, которые хоть немного понимали русский язык. Они становились переводчиками, И мы, выбирая слова попроще, рассказывали местным жителям, охотно собиравшимся на беседы, о жизни русских людей, о рабочих и крестьянах, о пролетарской революции и Советской власти, о Коммунистической партии, о вожде народов Ленине.
Вскоре было принято решение: провести Дальневосточный съезд народностей Севера. Инициатором этого крупного мероприятия, сыгравшего определенную роль в жизни северян, был Дальревком и его председатель Я. Б. Гамарник. Съезд проходил с 15 по 25 июня 1925 года. В Хабаровск съехалось около девяноста человек. Председательствовал на съезде Ян Борисович, вместе с ним в президиуме находились делегаты в яркой национальной одежде.
Во вступительной речи Гамарник говорил:
— Три года Советской власти на Дальнем Востоке убедили вас, кто друг, а кто враг. Царизм шел к вам с водкой и крестом, спаивал и обманывал, отбирал за бесценок пушнину и рыбу. Советская власть идет со школой, больницей, кооперацией, хочет помочь вам избавиться от нищеты и болезней. Так давайте же вместе, сообща работать, чтобы жизнь ваша стала светлой и счастливой.
Съезд обсудил и принял решения по самым насущным вопросам — о Советской власти, кооперации, об оленеводстве и охотничьем промысле, о школьном деле и медицинской помощи, о работе среди женщин и молодежи. Отрадно было видеть, как делегаты, может впервые попавшие в большой город, быстро осмелели в кругу друзей и взволнованно выступали с трибуны, оживленно беседовали между собой и с русскими товарищами. Особенно хотелось им поговорить или просто постоять рядом с Яном Гамарником. Все десять дней, пока продолжался съезд, он в перерывах был постоянно окружен людьми.
Излишне подчеркивать огромное значение первого в истории племен Дальнего Востока съезда их полномочных представителей. Это и так ясно. Приведу лишь одну фразу из телеграммы, направленной съездом в адрес ВЦИК: «Приветствуем рабоче-крестьянскую власть, проводящую [107] заветы Владимира Ильича Ленина по защите обездоленных, отсталых народностей, и клянемся, что, если враги свободы снова пойдут против Советов, мы с оружием в руках выступим на беспощадную борьбу с ними». Да, они уже увидели перед собой свет, потянулись к нему, и никакой силе не сдержать было этого стремления.
Делегаты, разъехавшись по стойбищам, рассказали землякам о съезде — это было лучшей и убедительной агитацией за Советскую власть, за ленинскую национальную политику нашей партии. И часто можно было наблюдать, как рассказчик жестом показывал на своей груди овал. Дескать, вот какая борода у «начальника», с которым он подружился в городе. Популярность Яна Гамарника среди народностей Севера росла не по дням, а но часам. Осенью 1927 года я возвратился в Хабаровск. Зашел в крайком партии — не для доклада, а просто повидаться со старыми товарищами, И одет был в ставшую привычной кухлянку, на ногах — торбаза. Однако случилось так, что в коридоре столкнулся с Яном Борисовичем (он уже был секретарем крайкома). Увидев меня, Гамарник воскликнул:
— А вот и наш камчадал заявился! Ну, заходите...
— Да как-то неудобно идти к вам в этом наряде, — смущенно сказал я, — хоть кухлянку сниму, что ли...
— Ничего, ничего, у меня в кабинете есть вешалка. Зашли, присели. Я не знал, с чего и начинать. Ян Борисович выручил:
— Никакой официальной информации не требуется. О положении на Камчатке я знаю и так. Расскажите-ка лучше о своих впечатлениях, встречах. Слышал, вы ездили по тундре на собаках и оленях, побывали во многих кочевьях. Вот это и интересно,
Ну, коль так, дело проще. Я стал рассказывать, что повидал, когда посещал кочевья чукчей и коряков.
— Условия их жизни пока еще совсем первобытные. В яранге...
— А как устроена эта яранга?
У меня было несколько фотоснимков, конечно любительских, — сделал их во время поездок. Достал один, показываю: вот оно, жилище кочевников. Поясняю: роют землянку, посредине ставят столб, вокруг него конусом натягивают оленьи шкуры. Вход сверху, по столбу, на котором [108] вырублены ступеньки. Через это же отверстие вытягивается дым от костра, обогревающего ярангу. Люди спят на оленьих шкурах, разложенных прямо на земле. Питание — чай, мясо, жир. Хлеба потребляют мало.
— Я прихватил как-то с собой шоколад и конфеты, стал угощать девушек, а они и не знают, что это такое. Отломил кусочек от плитки, взял в рот, причмокнул. Ну, попробовали и они. Понравилось. Ели с удовольствием...
Ян Борисович слушал задумчиво. Ему было известно, что наши торговые организации только-только развертывались, до отдаленных кочевий не добрались. А частные торговцы, русские и иностранцы, все еще продолжавшие там орудовать, завозили лишь выгодные им товары, в том числе спирт, всякие побрякушки.
— Да, надо поторапливаться с развитием настоящей торговли, — сказал Гамарник.
Разглядывая фотоснимок, он обратил внимание на туловище собаки, укрепленное над ярангой. Я пояснил: кочевники почитают собаку за божество, охраняющее их жилище. Ян Борисович улыбнулся, затем нахмурился. Глаза его снова оживились, когда я сказал, что, несмотря на скудную и трудную жизнь, чукчи и коряки приветливы, гостеприимны, очень интересуются событиями в стране, почти в каждой яранге вывешен портрет Ленина.
— А как вы с ними объяснялись? Небось все через переводчиков?
— Да, конечно, — говорю, — без переводчиков трудновато. Но я и сам уже кое-что понимаю.
Рассказал: сразу же по приезде на Камчатку организовал при ревкоме кружок по изучению местных языков. Помогали нам старожилы. С их помощью составили разговорные словарики, выпустили их брошюрками.
Яна Борисовича это заинтересовало.
— Не захватили с собой?
Я показал маленькие книжечки. Он их полистал, одобрил.
— Надо будет, — заметил Гамарник, — нашему Комитету содействия заняться составлением такого рода словарей. Да пора подумать и о разработке письменности на языках народностей...
Больше часа длилась тогда наша беседа. Было приятно, что Ян Борисович проявлял интерес к работе, которую я и мои товарищи вели в отдаленных районах; к жизни [109] и насущным нуждам кочевников, ставших для меня добрыми друзьями. Словно и теперь вижу, как он то внимательно слушает, то в задумчивости шагает по комнате, то, остановившись у повешенной на стену географической карты, пристально смотрит на север
В заключение расскажу еще об одном факте, относящемся уже к 30-м годам. Работал я тогда в Москве, в Комиссии советского контроля при Совнаркоме СССР, под руководством Марии Ильиничны Ульяновой. Узнав, что я дальневосточник, она спросила, не приходилось ли мне видеться с Гамарником. Мой ответ о совместной работе и встречах в Хабаровске заинтересовал ее, вызвал новые вопросы. Сама Мария Ильинична очень сердечно и уважительно отозвалась о Яне Борисовиче. Помню ее слова: это человек большой культуры, у него многому можно поучиться.
|
